Не для меня… А для меня?

Глава 1

Зима 1921 года.

Мне плохо, мне очень плохо… Четвёртый час я стою в очереди у ворот тюрьмы, чтобы отдать передачу для мужа. И вот - я у заветного окошка. Оно с лязгом открывается, грубый голос отрывисто выкрикивает:

- Фамилия? Имя? Отчество?

С трудом диктую замёрзшими губами:

- Черкасов Сергей Прокофьевич…

- Жди! - окно захлопывается.

Голова моя кружится всё сильнее, только бы не упасть…

Наконец, слышу:

- Можете больше не приходить. Передачи приниматься не будут. Всё. Следующий.

- Простите, я не поняла, почему не будут, что значит «всё»? - шепчу я.

Ответом мне - вновь с треском захлопнутое окно.

Стою в полном непонимании происходящего. Может быть, это сон?

- Что значит «не приходите»? Почему передачи не будут приниматься, что значит «всё»? - ошарашенно повторяю я.

- Милая, «всё» - это значит, всё… - вздыхает немолодая женщина рядом.

После таких слов земля начинает кружиться как будто быстрее - и вдруг уходит из-под ног…

- Поддержите её, она может разбиться!

Чьи-то руки подхватывают меня, сажают на каменную ступень крутой лестницы.

- Осторожно… Отдышитесь… Куда Вас отвести? Я провожу, а то сама Вы не дойдёте, - встревоженно говорит милая барышня, взяв меня под руку.

- Спасибо Вам… Больница, где я работаю, совсем рядом, за квартал от тюрьмы, - благодарно лепечу я в ответ.

…И вот мы входим в вестибюль больницы, я ещё раз благодарю свою участливую провожатую и уже самостоятельно поднимаюсь на второй этаж, в кабинет Михаила Никитовича. Маруся, медсестра, говорит, что доктор освободится минут через десять, операция только-только закончена.

- А Вы присядьте пока на кушетку, опомнитесь; на Вас же лица нет, - сокрушённо вздыхает она.

Сажусь - и проваливаюсь в небытие.

…Прихожу в себя от запаха нашатыря. Открываю глаза и вижу лицо Михаила Никитовича.

- Лизонька, девочка моя, очнитесь… Как Вы нас напугали, что случилось? - шепчет доктор.

Я постепенно прихожу в себя.

- Умоляю, помогите. Мне сказали, что передачи приниматься не будут, это всё… - рыдаю я.

- Маруся, дайте Елизавете Павловне чая, только обязательно крепкого и сладкого, и всенепременно бутерброд. Буду через час, ждите. Для всех у меня послеоперационный отдых, - покидая кабинет, на ходу объясняет Михаил Никитич.

Я пью чай и понимаю, что успела забыть, что такое по-настоящему сладкий чай... А какой чудесный к нему бутерброд: пеклеванный хлеб с подсолнечным маслом и крупинками соли! Вкуснее я давно уже ничего не ела; да я вообще не помню, когда ела досыта, ведь почти весь свой паёк относила мужу...

Слава Богу, голова перестала кружиться, но Маруся, видя моё состояние, встать не позволила, а наоборот, строго сказала, чтобы я продолжала лежать и немного вздремнула. Спасибо ей…

От усталости и переживаний я сразу ухнула в сон…

…Звенит колокольчик, у нашего крыльца стоит знакомая пролётка. «Маменька, - кричим мы с братом, - папенька приехал!»

Я слышу, как мама открывает двери…

Встречает отца и помогает ему раздеться всегда только она.

Маменька и папенька смотрят друг на друга, улыбаются, он целует ей руку, она целует его в висок, они опять смотрят друг на друга, а потом тихонько касаются губами губ. Мы не отрываем глаз от родителей, их любовь завораживает… Потом доходит очередь и до нас. Мы целуем папеньку, он обнимает нас, шепчет ласковые слова, от которых замирает сердце. Каждый вечер таинство нашей встречи повторяется, но каждый вечер мы, словно впервые, ждём этого семейного ритуала, как некоего радостного откровения... Затем папа переодевается в домашнее, моет руки - и выходит к ужину. Мы, дети, уже поели, но нам разрешают посидеть с родителями за столом - правда, не больше пяти минут. С каким вкусом сервирован наш семейный стол! Как внимательна маменька к папеньке… Как они прекрасны!

«Дети, пойдёмте за мной, пора готовиться ко сну», - тихо говорит горничная Глаша. Мы встаём из-за стола, благодарим родителей и с лёгким сердцем отправляемся в детскую, потому что точно знаем: они обязательно придут к нам перед сном, поцелуют и пожелают спокойной ночи. Кажется, что так будет вечно…

- Лиза, очнитесь, очнитесь, милая, - будит меня Михаил Никитович. Я открываю глаза и пытаюсь подняться.

- Крепитесь, Лизонька… Ваш муж умер.

- Его расстреляли?

- Нет, он просто умер… Там сказали, что вскоре Вас должны будут вызвать и всё разъяснить.

Я молчу. Михаил Никитович осторожно садится рядом.

- Послушайте меня, Лиза. Я звонил жене. Варвара Николаевна ждёт Вас. Поживите пока у нас, так будет лучше…всем, - тихо и ласково говорит милый доктор.

Я вздыхаю, качая головой.

- Спасибо, Михаил Никитович… И Вам, и Варваре Николаевне - огромное спасибо… но я вынуждена отказаться от Вашего предложения. Хочу побыть одна, подумать… а потом, я теперь должна ждать звонка и объяснений - оттуда... Завтра выйду на работу и постараюсь быть, как всегда, хорошей хирургической сестрой, Вашей верной помощницей…

С этими словами я подошла и поцеловала Михаила Никитовича. Теперь нужно спокойно дойти до дома…

Глава 2

...И вот я дома, в нашей комнате - но что мне делать здесь без Серёжи?..

Снова и снова задаю себе один и тот же вопрос: за что арестовали человека, беззаветно преданного людям и делу, которому он служил? По заданию партии Сергей исколесил всю страну, открывая медицинские пункты в самых отдалённых сёлах, посёлках, деревнях. Забывая о себе, не спал, не ел, дневал и ночевал в седле - но всегда был там, где его ждали, оказывал врачебную помощь всем нуждающимся… Серёже оставался год, чтобы окончить Университет и стать дипломированным доктором. Сколько благодарственных писем приходило и продолжает приходить руководству Университета на имя Сергея Прокофьевича Черкасова!

…Так за что?! Я уверена, что Серёжу тоже мучил этот вопрос… Как же ему было больно - и, наверное, даже не столько физически, сколько душевно: ведь он так верил в идеалы добра и всемирной справедливости…

…Сергея любили все. Он попал к нам в дом, когда начал учиться в Университете на медицинском факультете у моего папы, профессора Павла Георгиевича Львова, - и нашего близкого друга, профессора Михаила Никитовича Никольского, семья которого тоже в Сергее души не чаяла. Мама трепетно относилась к Серёже, который в шестнадцать лет осиротел, но не отчаялся, не растерялся, а наоборот, казалось, только ещё больше сосредоточился. Его организованность, целеустремленность, способности и желание учиться помогли Сергею окончить гимназию с золотой медалью и поступить в Университет безо всякой протекции. Он всего добивался сам. Мама всегда ставила его нам в пример и говорила: «Я рада, что у вас появился такой друг».

Сергей был на два года старше меня, но даже в свои четырнадцать лет я, пусть и не в полной мере, всё-таки уже чувствовала масштаб его личности - и спешила оставить компанию сверстников ради общения с ним. Сергей так много читал, так много всего знал - и, что было особенно приятно, всегда с удовольствием делился своими знаниями с нами, своими младшими друзьями, умея рассказать о самых сложных вещах и явлениях так доходчиво и увлекательно, что вещи и явления эти, не теряя своей замечательной сложности, становились для нас намного понятнее и ближе…

С первых шагов на избранном поприще Серёжа подавал большие надежды в профессии. Кроме того, он обладал ещё одним, наверное, самым главным качеством: был очень добрым человеком, всегда готовым прийти на помощь, а если нужно, и «отдать живот свой за други своя» - словом, он был истинным интеллигентом; ведь интеллигент, как говорил наш папа, - это прежде всего человек, который «чужую боль воспринимает, как свою»…

…Я открываю глаза… Почему так холодно, так мучительно холодно? Я лежу на кровати в пальто, в валенках, накрыта тремя одеялами, но меня по-прежнему трясёт. Как жить, как быть, как не сойти с ума?

Слёзы льются и льются из глаз… Я понимаю, что ими горю не поможешь, но не могу не рыдать, потому что не в состоянии примириться с мыслью, что моего Серёжи больше нет - и никогда не будет со мной… не будет Его рук, губ, глаз - не будет ЕГО: самого дорогого на всём белом свете человека… Никогда уже он не скажет: «Лизонька, ты даже не представляешь, как я люблю тебя, как мне хорошо с тобой! Какой же я счастливый, что ты теперь - моя жена…»

- Господи, помоги перетерпеть эту боль, не отними у меня рассудок! Я хочу помнить, я хочу вспоминать…

…И вот я снова проваливаюсь то ли в сон, то ли в далёкое, почти сказочное воспоминание… Вижу, как мы с братом Николенькой бегаем от окна к окну, с первого на второй этаж нашего милого дома: детям всегда хочется первыми увидеть, когда привезут ёлку! На улице медленно падает снег, кругом уже ранние сумерки, всё и вся готовится к Рождеству - до чего же прекрасен мир, притихший накануне большого Праздника!

Чу, зазвенел колокольчик - и вот мы видим, как в распахнутые ворота въезжают розвальни, а в них - большая ель! Её привезли из нашего имения в Тульской области…

«Открывайте воротА, я на праздник к вам пришла!» - весело кричит возчик, на ходу вживаясь в роль дорогой гостьи. «Глаша, открывай, Иван ёлку привёз!» - радостно подхватываем мы.

Огромное дерево бережно вносят в прихожую, где стряхивают снег с его колючей хвойной шубы; а затем, подняв лесную красавицу на плечи и пройдя с ней анфиладу комнат, устанавливают Рождественскую ель в нашей овальной гостиной. Долгожданная вестница светлого Праздника сразу заполняет собой всё пространство дома - и души! Она высокая - под потолок, стройная, пушистая. А запах… Пахнет сразу и дремучей чащей, и крепким морозцем, и самой сладкой бабушкиной сказкой, и ожиданием чего-то нового и прекрасного, какого-то самого главного, самого доброго грядущего дня, пронизанного чудесным светом и таким скорым уже - нашим Рождеством с Его долгожданными и всегда неожиданными дарами и подарками! Мы стоим и не можем оторвать глаз от этого чуда…

«Завтра утром будем наряжать красавицу, а сейчас ей нужно отдохнуть с дороги… Да и вам пора спать», - говорит, улыбаясь, Глаша и ласково поглаживает еловые ветви. Мы в ответ улыбаемся ей и друг другу, хором желаем всем спокойной ночи и с готовностью отправляемся в постель. Завтра будем справлять Рождество!

…Утром просыпаемся с ощущением счастья - и, как есть, в ночных рубашонках, бежим здороваться с нашей ёлкой. Вся гостиная залита солнцем, мороз раскрасил огромные окна тончайшими снежными узорами. А в центре - Ёлка, и она прекрасна! Теперь она уже совсем оттаяла, каждая веточка словно легко вздохнула - и распрямилась, и сразу все иголочки чудесно распушились на ней…

«Лизонька, я хочу тебе что-то сказать по секрету… - лукаво шепчет братец, глядя на меня своими лучистыми смеющимися глазами. - Ты сегодня - такая красивая… почти как наша ёлка!» Мне и без того с утра необыкновенно радостно, а от ласковых слов Николушки становится радостней втройне. Во всём чувствуется приближение светлого Праздника - и даже в том, каким добрым и галантным стал сегодня мой обычно шаловливый и капризный братишка… «Слава в вышних Богу, и на земли мир, и в человецех благоволение…» - нараспев произношу я слова любимой Рождественской молитвы, крепко обнимая Колю.

«Лизонька, посмотри, какие красивые цветочки на подоконниках! Какой аромат…что это?» - спрашивает брат. «Это гиацинты, их всегда присылают родителям к Рождеству друзья из Парижа!» - объясняет входящая к нам Глаша. На всех подоконниках сегодня стоят эти чудесные цветы: тут и белые, и розовые, и голубые, и красные, и кремовые гиацинты... Пахнут они восхитительно!

«Ах, вот вы где, проказники! Быстрее умываться, одеваться, завтракать, а потом будем наряжать ёлку!» - восклицает спешащая за Глашей маменька. Вот оно - счастье!

…В гостиной собираются все: папенька, маменька, мы с Николушкой, наша милая горничная Глаша - и другие помощники по дому и по хозяйству; каждый должен повесить на ёлку игрушку и загадать своё заветное желание…

Все нарядные, чисто и аккуратно одетые, - вешали игрушку, загадывали желание, кланялись родителям, благодарили их и получали от маменьки и папеньки поздравление с Рождеством и подарки. Дальше наступала наша очередь…

Какое же это наслаждение - наряжать ёлку! Маменька вешает бусы, Папенька цепляет за веточки свечи. Нам надо быть очень внимательными и тщательно следить, чтобы пламя свечи не задело хвою, не опалило игрушки - ведь вечером все свечи на ёлке зажгут, и они будут гореть долго-долго, до самой полуночи…

И вот она стоит, нарядная наша красавица, совсем по-новому, царственно прекрасная сегодня - со звездой на маковке, вся в разноцветных шарах, бусах, свечках… Как говорит о нашей ёлке маменька: «она сказочно роскошна!» - и мы с этим полностью согласны.

…А теперь бегом на улицу, гулять! Мы будем кататься на санках с горки - и наблюдать за небом, ожидая, когда загорится Рождественская звезда; до Её появления кушать нельзя - и гости, пришедшие в наш дом, тоже терпеливо ждут, следуя традиции: до первой звезды - ни-ни, Рождественский пост длится до самых сумерек! …Всё вокруг сейчас наполнено особенной торжественной тишиной, время как будто замерло в ожидании Чуда… И вот на небе вспыхнула Звезда Рождества, Звезда надежды, мира, новой - бессмертной Радости: в этот миг на земле родился Спаситель человечества!

…На душе - тихо, тепло и блаженно от сопричастности великой Тайне… Но детям трудно удержать в себе восторг - и вот мы уже вбегаем в дом с криком: «Первая Звезда на небесах! Звезда Рождества новым Солнцем зажглась! Праздник наступил - Рождество Христово!»

…В хрустальных канделябрах и на ёлке горят свечи. От лесной красавицы трудно отвести глаза - она завораживает, так чарующе-прекрасно всё на ней и вокруг неё: и капельки прозрачной смолы, проступающие на тёмной коре, и мерцающие огоньки, и бесчисленные игрушки, и яркие, словно светящиеся изнутри мандарины, и разноцветные конфеты, и крупные орехи в золотых и серебряных обёртках... Любуясь нашей ёлкой и её восхитительным убранством, все вокруг невольно улыбаются - и ей, и нам, и друг другу…

За праздничным столом уже сидят дорогие гости - добрые друзья родителей: Михаил Никитович с женой Варварой Николаевной, Анатолий Иванович с женой Еленой Петровной, а также Леонид Георгиевич с женой Анной Анисимовной. С их детьми мы вместе прибежали с улицы, оповещая всех и каждого, что Рождественская Звезда только что зажглась на нашем небе!

…Переодевшись, мы, ребятня, чинно садимся возле ёлки за приготовленный для нас отдельный детский стол, который уставлен всевозможными лакомствами… Папенька встаёт с бокалом шампанского и произносит тост: за Рождество, за жизнь, за детей, за дружбу, за мир и счастье!

Продолжение